Search results

1

Signs that Give a Premonition of the Future in Jewish Tragedies in Europe and Soviet Union in the 20th Century

100%

Lapidus R.

Iudaica Russica

|

2021

|

issue 2(7)

84-97

RU

Есть два типа публичного дискурса о конкретных событиях. Первый из них официальный и касается государственных СМИ. Его передают авторитеты и известные учреждения. Второй - неофициальный и относится к частной сфере (сплетни, намеки, советы в группе близких друг другу людей). Хотя этих два типа публичного дискурса действуют одновременно, доминирует официальный. Тем не менее, через некоторое время неофициальный тип начинает заменять официальный. Знаки, предсказывающие будущее, чаще всего встречаются в неофиицальном дискурсе.

PL

Istnieją dwa rodzaje dyskursu publicznego na temat konkretnych wydarzeń. Pierwszy z nich ma charakter oficjalny i dotyczy mediów publicznych. Przekazują go autorytety i renomowane instytucje. Drugi natomiast jest nieoficjalny i odnosi się do sfery prywatnej (plotki, podpowiedzi, porady w grupie bliskich sobie ludzi). Chociaż te dwie odmiany dyskursu publicznego funkcjonują jednocześnie, to dominuje odmiana oficjalna. Niemniej po pewnym czasie odmiana nieformalna zaczyna wypierać oficjalną. Znaki przepowiadające przyszłość najczęściej spotyka się w nieoficjalnym dyskursie.

2

Образ советского человека в романе-исповеди Светланы Алексиевич „Чернобыльская молитва. Хроника будущего”

99%

Stępniak A.

Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica

|

2019

|

issue 12

161-172

EN

The paper is concerned with the documentary novel by Svetlana Alexievich which describes one of the biggest technological humanitarian disasters of the 20th century: the catastrophic accident at the Chernobyl Nuclear Power Plant. The attention is focused on the portraiture of the soviet man – of the heroes of the event, who survived the catastrophe but have been left without any help from the institutions and people they had relied on: the government and the country. The book provides the testimony of the witnesses: in this polyphonic form Alexievich lets them speak for themselves. The victims of the disaster have paid the highest price: they have lost everything – their lives, their relatives and hopes for the future.

RU

Статья знакомит с образом советского человека, который выдвигается на первый план в документальном романе белорусской писательницы. Это роман-исповедь, построенный как собрание интервью, в котором С. Алексиевич дает высказаться свидетелям и участникам самой большой техногенной катастрофы ХХ века. В статье затрагивается проблема советского человека, который является героем этих трагических событий, хотя чувствует себя одиноким, забытым и заброшенным в этом героизме людьми, учреждениями, на которых надеялся: властью, государством. В статье излагается вопрос цены, которую пришлось заплатить людям, живущим в так называемой зоне, которые вследствие катастрофы потеряли все: свою жизнь близких и веру в будущее.

3

Przyszłość cywilizacji Zachodu i ludzkości – prognoza krótkoterminowa oraz długoterminowa (liberalizm z moralnym kręgosłupem jako wyzwanie naszych czasów oraz kilka refleksji dotyczących czasów zaprzyszłych)

80%

Breczko J.

ΣΟΦΙΑ. Pismo Filozofów Krajów Słowiańskich

|

2017

|

vol. 17

115-129

RU

Легче предсказать – благодаря открытиям современной астрофизики – что произойдет на нашей планете за несколько миллиардов лет, чем через несколько лет. Однако автор пытается объединить эти две временные перспективы. Он считает, что в краткосрочной перспективе нам грозит кризис самого большого достижения человечества, то есть «либерального мира» в широком смысле и его двух основных компонентов: демократической системы (на основе баланса полномочий и уважения прав меньшинств) и рыночной экономики. Главная угроза – это духовный кризис, связанный с чувством утраты смысла существования, которое может удовлетворить только религия. Долгосрочная перспектива – это перспектива неизбежной смерти человечества во взрывающейся вселенной. Наука не спасет нас. Единственная надежда в трансцендентном понимании Бога; который, в свою очередь, дает толчок к христианству освобожденному от томистических схем как в философской сфере (динамизм бытия), так и в политической (отказ от претензий религии контролировать в политическую сферу).

EN

It is easier to predict – thanks to the discoveries of modern astrophysics – what will happen on our planet in a few billion years than in a few years. The author tries, however, to combine these two time perspectives. He believes that in the short term we are threatened by the crisis of the greatest achievement of humanity, i.e. the broadly understood “liberal world” and its two main components: the democratic system (based on the balance of power and respect for minority rights) and the market economy. The main threat is the spiritual crisis associated with the sense of loss of the meaning of existence that only religion can satisfy. The long-term perspective is the prospect of the inevitable death of humanity in an exploding universe. Science will not save us. The only hope is in the transcendent understanding of God; which, in turn, gives an impulse for Christianity free from thomistic schemes both in the philosophical sphere (dynamism of being) and in the political sphere (resignation from the claims of religion to supervision over the political sphere).

4

Raj jako „czysta” przyszłość – myśl inspirowana lekturą Mikołaja Bierdiajewa

61%

Pawliszyn M.

ΣΟΦΙΑ. Pismo Filozofów Krajów Słowiańskich

|

2018

|

vol. 18

153-171

RU

Является ли тема рая философской проблемой? По всей вероятности, ответ на данный вопрос должен быть отрицательным, однако трудно избавиться от желания рационально проанализировать названное понятие. Рай – как понятие, которое иногда воспринимается как обещание и шанс продлить заканчивающуюся смертью человеческую экзистенцию, особенное, исключительное место, радикально отличающееся от всего, что нам привычно, которое может оказаться местом полного выявления Истины и которое должно помочь ответить на вопросы о возможном наличии высочайшего Существа – представляется важной темой для размышлений. Этому не противоречит тот факт, что исследователи нечасто обращались к данной проб-лематике. Николай Бердяев, философ, действующий на стыке философии с религией, анализа с мистикой, ставит рай в центр своих исследований. Его размышления являются настолько вдохновляющими, что стоит к ним то и дело возвращаться. Основная цель предлагаемого нами текста заключается в изложении идей Николая Бердяева.

EN

Is paradise a philosophical issue? It certainly is not, but it is hard to resist the temptation to conduct a rational analysis of the problem. Paradise, which is a final promise and an opportunity to extend the existence that inevitably ends with death, which appears to be special, unique, and radically different from everything we know, which is to be the possible place of disclosure of the full Truth, and last but not least, which is to answer our questions about the existence of the Highest Being, appears to be an inspiration, an exceptional stimulus to think. This is not negated by the fact that there have been few people who discussed this topic. Nikolai Berdyaev, a philosopher focusing on the boundary between philosophy and religion, and between analysis and mysticism, makes paradise the object of his reflections. His reflections are so inspiring that they deserve going back to. His concept constitutes the principal subject matter of the text presented here.

5

Postapokaliptyczna przyszłość świata w kinematografii SF

61%

Kutyła D.

Wschodni Rocznik Humanistyczny

|

2019

|

vol. XVI (2019)

|

issue 1: Filozofia: Lwów-Preszów-Rzeszów

167-180

PL

Zagłada ludzkości od zawsze była obecna w ludzkich refleksjach dotyczących losów świata i samego człowieczeństwa. W drugiej połowie XX wieku filmy o tematyce postapokaliptycznej stają się coraz popularniejsze. Wszelkie interpretacje porządku społecznego po globalnej katastrofie stają się od tego czasu nieodłącznym elementem kinematografii science-fiction. Wizje te są jednocześnie artystycznymi egzemplifikacjami postapokaliptycznej dystopii – czyli piekła, jakie człowiek sam sobie może zgotować w różnie rozumianej i ukazywanej przyszłości. Globalna pustynia staje się w nich największą obawą, egzystencjalnym lękiem, koszmarem rodzącym się w głowie człowieka, wyrastającym na bazie pesymizmu historiozoficznego. Na przełomie XX i XXI wieku człowiek jak nigdy dotąd posiadł narzędzia skłonne doprowadzić do globalnej zagłady. Dystopie postapokaliptyczne są także pewną interpretacją idei katastroficznej, doskonale znanej z historii filozofii i socjologii. Ze względu na sposób ukazania owego postapokaliptycznego świata, wizje te możemy podzielić na: technokratyczne, pandemiczne, anarchistyczne, postapokaliptyczne kino wędrówki, postapokaliptyczne kino azylu.

EN

The destruction of humanity has always been present in human reflections about the fate of the world and humanity itself. In the second half of the 20th century, post-apocalyptic films became more and more popular. All interpretations of the social order after the global disaster have since become an inseparable element of science-fiction cinematography. At the same time, these visions are artistic exemplifications of post-apocalyptic dystopia - that is, hell that man can prepare for himself in a differently understood and shown future. The global desert becomes the greatest fear in them, existential fear, a nightmare born in the head of man, arising on the basis of historiosophical pessimism. At the turn of the 20th and 21st centuries, man has never before had tools that would lead to global destruction. Post-apocalyptic dystopias are also a certain interpretation of the catastrophic idea, well known in the history of philosophy and sociology. Because of the way this post-apocalyptic world is portrayed, these visions can be divided into: technocratic, pandemic, anarchist, post-apocalyptic wandering cinema, post-apocalyptic asylum cinema.

RU

Разрушение человечества всегда присутствовало в человеческих размышлениях о судьбе мира и самого человечества. Во второй половине 20-го века постапокалиптические фильмы становились все более и более популярными. Все интерпретации социального порядка после глобальной катастрофы с тех пор стали неотъемлемым элементом научно-фантастического кинематографа. В то же время, эти видения являются художественными примерами постапокалиптической дистопии - то есть ада, которое человек может подготовить себя в по разному понимаемом и указываемом в будущем. Глобальная пустыня является там величайшим страхом, экзистенциальным кошмаром, рожденным в голове человека, возникающим на основе историософского пессимизма. На рубеже 20 и 21 веков у человека как никогда прежде были орудия, которые могли бы привести к глобальному разрушению. Постапокалиптические дистопии также являются определенной интерпретацией катастрофической идеи, хорошо известной в истории философии и социологии. Из-за того, как этот постапокалиптический мир изображается, эти видения можно разделить на: технократическое, пандемическое, анархистское, постапокалиптическое блуждающее кино, постапокалиптическое кино убежища.

Refine search results

2 ΣΟΦΙΑ. Pismo Filozofów Krajów Słowiańskich

1 Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica

1 Iudaica Russica

1 Wschodni Rocznik Humanistyczny

1 Breczko J.

1 Kutyła D.

1 Lapidus R.

1 Pawliszyn M.

1 Stępniak A.

1 2021

2 2019

1 2018

1 2017

Signs that Give a Premonition of the Future in Jewish Tragedies in Europe and Soviet Union in the 20th Century

Образ советского человека в романе-исповеди Светланы Алексиевич „Чернобыльская молитва. Хроника будущего”

Przyszłość cywilizacji Zachodu i ludzkości – prognoza krótkoterminowa oraz długoterminowa (liberalizm z moralnym kręgosłupem jako wyzwanie naszych czasów oraz kilka refleksji dotyczących czasów zaprzyszłych)

Raj jako „czysta” przyszłość – myśl inspirowana lekturą Mikołaja Bierdiajewa

Postapokaliptyczna przyszłość świata w kinematografii SF