Search results

1

Концепт „смерть” в романтической лирике Михаила Лермонтова

100%

Megrelishvili T.

Slavica Wratislaviensia

|

2018

|

vol. 167

111-122

EN

The romantic concept of deathin the poetry of Mikhail Lermontov The analysis of the European romantic discourse has demonstrated the importance of the motive of death for the understanding of the artistic worldview of a romantic poet. Lermontov’s legacy is no exception to this general rule. The existence of recurring themes in his poetry requires special attention to the motive of death that makes it stand out from the context of Russian Romanticism. The article analyzes the peculiarities of Lermontov’s artistic worldview and his approaches to overcome psychological loneliness, which is reflected in the motive of death, among others.

BG

Романтична концепция за смърттав лириката на Михаил Лермонтов Анализът на общоевропейския романтичен дискурс демонстрира важността на мотива за смъртта, за разбирането на художествената картина на света на поета романтик. В този аспект творческото наследство на Лермонтов не прави изключение. Като се има предвид характерния за Лермонтов похват да се връща към постоянните теми в творчеството си, особено внимание трябва да се обърне върху трансформирането на мотива за смъртта, поради което лириката му изпъква на фона на общия контекст на руския романтизъм. Статията разглежда особеностите на художествената картина на света на поета Лермонтов и начините за художествено преодоляване на психологическата самота, което намира своя израз и в мотива за смъртта.

2

Память, мифологизация или мифопоэтика? Лермонтов в свете религиозной философии Серебряного Века

80%

Zoltán J. G.

Roczniki Humanistyczne

|

2015

|

vol. 63

|

issue 7: Słowianoznawstwo

5-27

RU

В настоящей работе делается попытка суммировать и контрастировать взгляды русских религиозных философов эпохи Серебряного века на творчество Лермонтова. Полемичная оценка Владимира Соловьева дала толчок переосмыслению места Лермонтова в отечественном каноне. Начиная с Мережковского, истолковавшего произведения Лермонтова в согласии с дуалистическим кодом собственной метафизической умозрительной конструкции, все религиозные философы, включая Н. Бердяева, Л. Шестова, откликались на дилемму «Пушкин или Лермонтов», даже в форме кратких разбросанных замечаний. Религиозные мотивы, фигурирующие в лирике и прозе Лермонтова, внушают, что сакральный код русской словесности и художества определяет и его поэтику. Это очевидно в замысле композиции его предисловия к роману Герой нашего времени. В Лермонтове В. Розанов узрел «мистагога», о. Флоренский, трактуя его творчество преимущественно в рамках своего учения о Софии, акцентирует и «титаническое начало». О. С. Булгаков и С. М. Соловьев разъяснили факты, результировавшие негативную оценку Лермонтова В. Соловьевым. В сочинениях религиозных философов создавалась картина, резко противостоящая прочтениям последующих поколений историков литературы, которые старались выставлять художника-Лермонтова как вульгаризированного критика общественно-политической атмосферы своего времени

PL

W artykule podjęto problem podsumowania i zarazem zderzenia poglądów rosyjskich filozofów religijnych Srebrnego Wieku na twórczość Lermontowa. Polemiczny osąd Włodzimierza Słowiowa stał się impulsem do przewartościowania pozycji Lermontowa w rosyjskim kanonie literackim. Poczynając od Mierieżkowskiego, który odczytał utwory poety zgodnie z kryteriami własnych teorii metafizycznych, ich spekulatywnym charakterem i dualistycznym kodem, kolejni myśliciele, w tym Mikołaj Bierdiajew i Lew Szestow, starali się odnieść do dylematu: „Puszkin czy Lermontow”, nawet jeśli były to ich krótkie rozproszone uwagi. Motywy religijne, obecne w liryce i prozie Lermontowa, odzwierciedlają fakt, że kod sakralny rosyjskiej literatury i sztuki nieobcy jest także jego poetyce. Widoczne jest to zwłaszcza w zamyśle kompozycji wstępu do powieści Bohater naszych czasów. Wasilij Rozanow dostrzegł w Lermontowie „mistagoga”, o. Paweł Florenski, rozpatrując jego twórczość głównie w ramach własnej teorii na temat Sofii, akcentował w nim „pierwiastek tytaniczny”. S. Bułgakow i S. M. Sołowiow próbowali objaśnić negatywną ocenę W. Sołowiowa wobec Lermontowa. Prace filozofów religijnych przyniosły obraz zdecydowanie przeciwstawny do oceny Lermontowa przez następne pokolenia historyków literatury, którzy przedstawiali go jako zwulgaryzowanego krytyka atmosfery społeczno-politycznej swej epoki.

EN

In the present article the author attempts to summarise and juxtapose views on Lermontov’s oeuvre formulated by the religious philosophers of the Silver Age. The polemic assessment made by Vladimir Solovyev offered a stimulus to reconsidering Lermontov’s position in Russian national canon. Beginning with Merezhkovsky, interpreting the works of Lermontov in accordance with his own metaphysical philosophical construction, all religious thinkers, including N. Berdyaev, L. Shestov, have reacted to the dilemma “Pushkin or Lermontov”, even if they did so in the form of scattered comments. Religious motifs coded in Lermontov’s prose and poetry, suggest that the sacral code of Russian literature and arts determined his poetics. This is obvious from the project of the composition seen in his foreword to A Hero of Our Time. V. V. Rozanov deemed Lermontov a ‘mystagogue’, whereas the Rev. Florensky, discussing his oeuvre pre-eminently in the framework of his own doctrine on Sophia, addresses the role of ‘titanic’ notion. The Rev. Sergius Bulgakov and S. M. Solovyov clarified facts leading to Vl. Solovyov’s negative assessment. In their writings religious philosophers created a picture sharply contrasting with vulgarised readings afforded by future generations of historians of literature, who strived to make out Lermontov the artist as a vulgarised critic of the social and political atmosphere of his time.

3

Mотивы театральности / маскарадности в "Маскараде" Лермонтова и драматургии Шекспира

80%

Шульц С. А.

Studia Rossica Gedanensia

|

2017

|

issue 4

281-293

RU

В "Маскараде" Лермонтова преломлен мотив Шекспира «весь мир – театр» во всем многообразии смыслов мотива. В отличие от Шекспира, их позитивное наполнение Лермонтовым в целом отвергается. Оно дано в превращенном измерении – как героическое, стоическое претерпевание индивидом почти всегда страдательной «роли», и в таком «претерпевании» – неотъемлемая высота «роли».

EN

In Lermontov’s "Masquerade", Shakespeare’s motif “the whole world – theater” is reversed in all the diversity of its meanings. Lermontov rejects any positive content of various meanings of the motif. It is given in the transformed dimension – as a heroic, stoic endurance of an almost always passive “role”. This endurance in an inherent part of the “role’s” greatness.

Refine search results

1 Roczniki Humanistyczne

1 Slavica Wratislaviensia

1 Studia Rossica Gedanensia

1 Megrelishvili T.

1 Zoltán J. G.

1 Шульц С. А.

1 2018

1 2017

1 2015

Концепт „смерть” в романтической лирике Михаила Лермонтова

Память, мифологизация или мифопоэтика? Лермонтов в свете религиозной философии Серебряного Века

Mотивы театральности / маскарадности в "Маскараде" Лермонтова и драматургии Шекспира