RU
Оборонительные стены Херсонеса исследуются с 80-х годов XIX в. Большая часть сохранившихся остатков была обнаружена во времена, когда интерпретации соотношения археологических слоёв и строительных остатков не уделялось должного внимания. Также много вопросов возникает к документации и публикациям результатов исследований. В такой ситуации каждый археолог и архитектор имеют полную свободу для своих выводов, которые, на наш взгляд, не очень обогащают знания о фортификационных сооружениях Херсонеса. В настоящий момент, по результатам предыдущих раскопок, можно констатировать, что сохранившиеся остатки куртин и башен полностью изолированы от археологического контекста. Чтобы сделать какие-то новые выводы и расширить существующие знания нами было принято решение использовать достижения из других областей науки. Прежде всего был осуществлён геологический анализ с целью идентификации пород камней, использованных в строительстве оборонительных стен. Геолог Матей Крайцаж, работающий в составе экспедиции под руководством автора настоящего текста, выявил на участках сохранившихся стен 14 типов пород камня (литотипов). Монолитные типы (литотипы) были выделены на основании макроскопических и микроскопических характеристик. Каждый из обо-значенных типов пород камней позднее был локализирован в естественных выходах скал на Гераклейском полуострове. Из обширного геологического отчёта для настоящего исследования выбрано только несколько основных кладок стен, которые можно связать с настоящей темой. Геологические исследования выявили одну основную тенденцию. С течением времени, в последующих столетьях древние строители брали камень всякий раз дальше от города и всякий раз в более глубоких геологических отложениях. В самых нижних частях куртин 16 и 17, а также башни XVI использован литотип 1, который доступен на очень небольшой глубине даже на территории города. Нижняя часть куртины 19, а также надстройка ранней башни XVI, сооруженные во время строительства цитадели, были выложены из литотипа 5. Эта порода камня доступна на территории более отдалённой от города. Примечательно, что строители рискнули использовать камень невысокой прочности, но отличающийся декоративностью. Эта порода камня имеет выразительный рисунок в виде сменяющихся белых и жёлтых полос (Рис. 2:1, 8:2). Монолитные типы 9 и 10, вероятнее всего, использовались в начале римского периода. Литотип 10 наблюдается в тех же залежах, что и монолитные типы 5 и 9, но залегает немного глубже. Оба типа строительного материала находим в перестроеной куртине 17 (ряды блоков от 2-4 до 8-9, считая от современной поверхности грунта). Геологический анализ показал, что восстановление этой части стены осуществлено в пять этапов (Рис. 3:1-5). Сначала был построен участок около башни XV - почти исключительно из литотипа 1 (из разобранной более ранней стены?). Потом отстраивались последущие участки, постепенно приближаясь к башне XVI. Участок 2 главным образом представлен литотипом 1 (в нижних частях), был заменён литотипом 10 (в верхних частях). Участок 3 также представляет смешение литотипов 1 и 10 с той разницей, что второй литотип появляется в нижних частях, чаще всего по соседству с участком 2. Участок 4 построен в основном из камней литотипа 9, а участок 5 - почти исключительно из литотипа 10. Скорее всего, чтобы восстановить (или ремонтировать?) стены у Карантинной бухты на их подступах была взнесена первая в истории Херсонеса внешняя стена (протейхизма). Стена сооружена из ломанного камня, соединённого глиной. Такая техника, ранее не известная в укреплениях Херсонеса, была также исполь-зована при строительстве стен римского форта в Балаклаве и сторожевого поста на высоте Казацкая. Представленные факты были рассмотрены с учётом немногочисленной информации о стратиграфии на участке между оборонительными стенами, а также существующей датировки изученных культурных напла-стований и архитектурных остатков. на этом основании можно допустить, что описанная перестройка куртины 17 (а, скорее всего, также соседних башен и куртин) совпадает со строительством внешней стены и может быть датирована серединой I в. н.э. Следующая перестройка данного участка укреплений, которая связывается с нивелированием (засыпью) междустенного пространства, могла быть осуществлена в начале II в. Предложенная датировка была соотнесена с имеющейся информацией о хронологии и периодизации присутствия римских войск в Таврике. Иа этом основании первую из перестроек можно отнести к коротковременному присутствию римского корпуса, связанному с именем Тиберия Плавтия Сильвана (Ti. Plautius Silvanus; CIL XIV 3608 = ILS 986). Аргументы в пользу присутствия в это вре¬мя римских войск в Херсонесе также даёт проведённый анализ находок, в том числе элементов оружия, снаряжения и сбруи (GAWROŃSKI, KARASIEWICZ-SZCZYPIORSKI, MODZELEWSKI 2014). Следующая перестройка городских укреплений может быть связана с коротковременным расположением уехШаао V Македонского легиона во время правления Траяна или Антонина Пия. Кажется достаточно логичным что чтобы не держать в Херсонесе постоянного гарнизона, оборонительные укрепления были отремонтированы и усилены. В свете представленных данных, а также предложенной их интерпретации, менее правдоподобным кажется, что первая перестройка и строительство внешней стены относятся к началу II в., а следующий ремонт и засыпь части междустенного пространства осуществлены только во время правления Антонина Пия. Введённые в Крым во время правления этого императора римские подразделения остаются на долго и строят укрепления на границах хоры Херсонеса. Мало вероятно, что укрепление пограничной зоны и перестройка городских стен осуществлялась одновременно. Для изучения римского военного присутствия в Крыму существенной кажется информация, полученная в результате геологического анализа, которая относится к добыче инкерманского камня. В стенах Херсонеса выделено три вида этой породы: литотипы пт 3, 4 и 13, из которых соответственно пт 3 залегает в каменоломнях на самом верху, а пт 13 выступает на самой глубине. Вышеописанные наблюдения открывают новые возможности интерпретации разных строительных периодов указанных укреплений. Прежде всего, не выявлено примеров использования инкерманского камня в стенах, возведённых до нашей эры. Литотип 3 был ис-пользован для строительства одного из участков куртины 20, который датируется римским периодом. Этот участок находится по соседству с башней XVII (Рис. 5:1), представляет собой внутреннее лицо стены, сложенное из больших белых блоков. Усиление башни XVI со стороны цитадели также выполнено из камней той же породы (Рис. 6:1, 7:1), хотя, скорее всего, относится к более позднему времени, чем упомянутые остатки куртины 20. Следует заметить, из упомянутого типа камня также выполнены архитектурные детали и резные декорации святилища Юпитера Долихена в Балаклаве. Литотипы 4 и 13 (попеременно) появляются только в строительных фазах, датируемых византийским периодом. Примером могут служить: усиленные участки с внешней стороны куртины 19, в части, прилегающей к башне XVII (Рис. 8:2), а также калитка, сохранившаяся в верхней части куртины 16, по соседству с башней XIV (рядом с существующим главным входом в музей «Херсонес Таврический»). Представленные факты позволяют выдвинуть гипотезу, что камень в Инкермане начали добывать только во время покоя и стабилизации, которые наблюдались благодаря постоянному присутствию римского войска. Использование строительного материала из Инкермана в стенах цитадели и святилища Юпитера в Балаклаве свидетельствует, что на сооружение своих объектов этот камень поставляли также (а может, главным образом?) римские солдаты. Данное наблюдение позволяет задать вопрос, не связано ли начало добычи инкерманского камня со строительными инвестициями римлян в Крыму? Таким образом, выходя за рамки геологического анализа и его интерпретаций, в тексте допускается возможность участия римских солдат в строительстве или ремонте других участков городских укреплений. Похоже, наиболее значительным был вклад прибывших военных в перестройку укреплений цитадели и соседнего портового квартала. Представленные гипотезы основаны, прежде всего, на изучении опубликованных планов исследований Карла Косцюшко-Валюжинича (KOSCUSKO-VALUZINIC 1908: табл. III; 1909: табл. II; Рис. 9, 11), а также на многократном сравнительном анализе данной информации с существующей ситуацией на территории городища автором настоящего текста. Иа этом основании можно предположить, что во время пребывания римлян в цитадели неоднократно были перестроены укрепления со стороны Карантинной бухты. Каждый раз применялись новые решения коммуникации между цитаделью и побережьем, тянущимся вдоль портового квартала. Укрепления цитадели должны были быть приспособлены к изменяющейся (отступающей) береговой линии, чтобы эффективно прикрывать порт. По этой причине скорее всего не было побережья с портовой застройкой вдоль куртины 21 (сравн. Рис. 1). Первым, построенным римским войском, непосредственным соединением цитадели с портом, могли быть ворота с тремя пролётами, которые, скорее всего, были сооружены на месте башни XIX в начале III в. Может быть, похожие ворота соединили в это же время побережье с портовым кварталом. Следами этого прохода могут быть два пилона, видимых в настоящий момент среди руин (Рис. 10:1,2). немного позже функцию ворот приняла новая башня XX. Её оригинальный план находит аналогии в приёмах строительства римлянами главных ворот, которые использовались в фортификациях лимеса (Dalkingen, сравн. SUSSKIND, WIGG 1992: рис. 25, 64; Sacidava,, сравн. SCORPAN 1980: табл. XXI, XXII). Затем, скорее всего, в конце III в. были сооружены ворота в центральной части куртины 21. Однако, данное предположение доказывало бы, что побережье продолжалось, по крайней мере, на какой-то отрезок длины упомянутой куртины. Скорее всего, это было возможно после сооружения башни XVШ (на плане обозначена буквой „И”). Выдвинутая в сторону бухты угловая башня цитадели должна была достаточно надёжно защищать портовые сооружения. Усиление одной башни обходилось дешевле, чем перемещение вглубь акватории целого участка укреплений с куртиной 21. В заключение также следует обратить внимание на планы несуществующих в настоящий момент оборонительных сооружений юго-западной части Херсонеса (Рис. 1), которые имеют небольшие прямоугольные башни от пг IX до пг XI, размещённые почти на одинаковом расстоянии и выглядят как типичный образец укреплений форта или римского лагеря. Форма башен свидетельствует о их перестройке в III веке. Скорее всего, привлечение римского войска в модернизацию упомянутого участка стен вполне согласуется с гипотезой Карла Косцюшко-Валюжинича о локализации в этой части укреплений „малой цитадели” (KOSCUSKO- VALUZINIC 1895: 58). Может быть, данный участок являлся дополнительным местом дислокации римского войска вблизи стен? Похоже, что выдвинутая гипотеза также подтверждается результатами повторного анализа захоронений римского времени, расположенных рядом с участком некрополя (KARASIEWICZ-SZCZYPIORSKI 2013). В результате, следует подчеркнуть, что участие римского войска в строительстве и ремонте укреплений Херсонеса, не смотря на отсутствие однозначных эпиграфических свидетельств, является очень реальным. Ремонты и строительство новых оборонительных стен, возможно, совпадают по времени с периодами коротких военных интервенций Рима в Т аврике. Долговременную дислокацию (во второй половине II - первой половине III вв.) следует связывать со строительством системы безопастности на границах хоры (учитывая Балаклаву). Исключением в данный период может быть строительная активность на стенах цитадели, со стороны Карантинной бухты, что было обусловлено причинами безопастности, а также, как кажется, поисками дополнительной площади под застройку для гарнизона, закрытого в тесной цитадели. Повторный отказ от длительного военного присутствия в Херсонесе в конце правления династии Северов (посты на Сапун-горе и форт в Балаклаве были покинуты), по-видимому, снова сопровождался работами на оборонительных стенах города. Следы строительной активности находим как в юго-западной части укреплений, так и в Карантинной бухте. Масштаб предпринятых работ значительно увеличивается, доказательством чего, между прочим, является, строительство новой куртины 21 вместе с воротами и башней XVIII.
Mury obronne Chersonezu są badane od lat 80. XIX w. Większość zachowanych reliktów została odsłonięta w czasach, gdy do interpretacji styku warstw archeologicznych i architektury nie przykładano wystarczającej uwagi. Również dokumentacja i publikacje z badań pozostawiają wiele znaków zapytania. W tej sytuacji każdy archeolog i architekt ma dużą swobodę wyciągania wniosków, trudno dziś jednak zauważyć znaczący postęp w dyskusji na temat umocnień Chersonezu. Zachowane pozostałości kurtyn i baszt w wyniku wcześniejszych wykopalisk zostały całkowicie odcięte od kontekstu archeologicznego. Szansą na nowe wnioski i poszerzenie naszej wiedzy jest zastosowanie doświadczeń z innych dziedzin. Z tego powodu przeprowadzono analizę geologiczną i identyfikację rodzajów kamienia użytych do budowy murów obronnych. Geolog Maciej Krajcarz (Instytut Nauk Geolo¬gicznych PAN), pracujący w ramach ekspedycji kierowanej przez autora niniejszego tekstu, rozpoznał w zachowanych fragmentach murów 14 typów skał (litotypów). Litotypy zostały wyróżnione na podstawie cech makroskopowych i mikroskopowych. Następnie każdy z oznaczonych typów skał zlokalizowano w naturalnych wychodniach na Półwyspie Heraklejskim. z obszernego raportu geologicznego na potrzeby niniejszej analizy wybrano tylko kilka najistotniejszych wątków, które można powiązać z podjętą tematyką. Badania geologiczne ujawniły jedną zasadniczą tendencję. Wraz z upływem czasu, w kolejnych stuleciach budowniczowie sięgali po kamień coraz dalej od miasta i do coraz głębszych pokładów geologicznych. W najniższych partiach kurtyn 16 i 17 oraz baszty XvI zastosowano litotyp 1, dostępny bardzo płytko nawet na terenie miasta. Dolna część kurtyny 19, oraz nadbudowa starszej baszty XvI, które powstały podczas budowy cytadeli, zostały wzniesione z lito- typu 5. Jest to rodzaj kamienia dostępny nieco dalej od miasta. Ciekawe, że zaryzykowano użycie surowca o niewielkiej odporności, ale bardzo efektownego. Kamień ten ma wyraźny rysunek w formie naprzemiennych białych i żółtych pasów (Ryc. 2:1, 8:2). Po litotypy 9 i 10 sięgnięto najprawdopodobniej u progu okresu rzymskiego. Litotyp 10 występował w tych samych złożach z litotypem 5, a litotyp 9 zalegał nieco głębiej. oba typy budulca znajdziemy w przebudowanej kurtynie 17 (rzędy bloków od 2-4 do 8-9, licząc od obecnej powierzchni gruntu). Analiza geologiczna wykazała, że odbudowę tej części muru prowadzono w pięciu etapach (Ryc. 3:1-5). Najpierw powstawał odcinek przy baszcie Xv - niemal wyłącznie z litotypu 1 (z rozbiórki starszego muru?). Potem wznoszono kolejne odcinki zbliżając się stopniowo do baszty XVI. Odcinek 2 to w dolnych partiach przeważnie litotyp 1, zastąpiony w partiach górnych litotypem 10. W odcinku 3 również stwierdzono występowanie litotypów 1 i 10, z tym że ten drugi pojawia się w niższych partiach, najczęściej w sąsiedztwie z odcinkiem 2. odcinek 4 to przede wszystkim litotyp 9, a odcinek 5 to niemal wyłącznie litotyp 10. Prawdopodobnie, żeby odbudowywać (lub remon-tować) mury nad zatoką Kwarantann, na ich przedpolu wzniesiono pierwszy w dziejach Chersonezu mur zewnętrzny (proteichisma - wpora^iopa). Był on wykonany z łamanego kamienia łączonego gliną. Technika ta, nieznana z fortyfikacji Chersonezu, była stosowana podczas budowy murów rzymskiego fortu w Bałakławie, a także posterunku obserwacyjnego na wzgórzu Kazackaja. Przedstawione fakty były analizowane w połączeniu z nielicznymi informacjami na temat stratygrafii w między murzu oraz propozycjami datowania badanych warstw i reliktów architektonicznych. Na tej podstawie można przypuszczać, że opisana przebudowa kurtyny 17, a prawdopodobnie także sąsiednich baszt i kurtyn, połączona z budową muru zewnętrznego, może być datowana na połowę I w. n.e. Kolejna modernizacja tego odcinka umocnień, która wiązała się z niwelacją (zasypaniem) międzymurza, mogła być prowadzona na początku II w. Proponowane datowania zostały porównane z dotychczasową wiedzą na temat chronologii i periodyzacji obecności wojsk rzymskich w Taurydzie. Na tej podstawie można pierwszą z przebudów próbować odnieść do prawdopodobnej, krótkotrwałej obecności rzymskiego korpusu, prawdopodobnie wysłanego na Krym przez Tyberiusza Plaucjusza Sylwanusa (Ti. Plautius Silvanus), namiestnika Mezji w latach 62-67 n.e. (por. CIL XIV 3608 = ILS 986). Argumenty na rzecz obecności w tym czasie wojsk rzymskich w Chersonezie przynosi także analiza zabytków ruchomych, w tym elementów broni, oporządzenia i uprzęży (GAWROŃSKI, KARASIEWICZ- -SZCZYPIORSKI, MODZELEWSKI 2014). Kolejna przebudowa fortyfikacji miejskich może być w takim przypadku wiązana z proponowanym przez autora niniejszego artykułu, krótkotrwałym stacjonowaniem vexillatio legionu V Macedońskiego w okresie rządów Trajana lub Antoninusa Piusa. Wydaje się dość logiczne, że, aby nie utrzymywać na miejscu stałego garnizonu, remontowano i rozbudowywano umocnienia. W świetle prezentowanych danych oraz proponowanej ich interpretacji mniej prawdopodobne wydaje się, że pierwsza przebudowa głównej linii umocnień i budowa muru zewnętrznego miały miejsce u progu II w., a kolejny remont i zasypanie części międzymurza - dopiero za panowania Antoninusa Piusa. Wprowadzone na Krym podczas rządów tego władcy oddziały rzymskie pozostają na długo i budują umocnienia na granicach chory Chersonezu. Mało prawdopodobne, aby fortyfikując pogranicze, jednocześnie kładziono nacisk na modernizację murów miejskich. Z wyników analizy geologicznej, dla studiów nad rzymską obecnością wojskową na Krymie istotne wydają się także informacje odnoszące się do wydobycia kamienia inkermańskiego. W murach Chersonezu wyróżniono trzy rodzaje tego surowca - litotypy: 3, 4 oraz 13, z których litotyp 3 zalega w kamieniołomie najpłycej, a 13 występuje najgłębiej. Obserwacja powyższa otwiera nowe możliwości interpretacji różnych faz budowlanych omawianych umocnień. Przede wszystkim nie stwierdzono przykładów stosowania kamienia inkermańskiego w pozostałościach murów powstałych przed naszą erą. Litotyp 3 został użyty do budowy muru jednej z faz kurtyny 20, która jest datowana na okres rzymski. Jej pozostałość stanowi lico wewnętrzne muru, widoczne na powierzchni w części sąsiadującej z basztą XVII (Ryc. 5:1). Zostało ono złożone z dużych białych bloków. Pogrubienie baszty XvI od strony cytadeli również wykonano z tego surowca (Ryc. 6:1, 7:1). Najprawdopodobniej jest ono jednak późniejsze od wspomnianych reliktów kurtyny 20. Z omawianego typu kamienia wykonano także detale architektoniczne i dekoracje rzeźbiarskie świątyni Jowisza Dolicheńskiego w Bałakławie. Litotypy 4 i 13 pojawią się naprzemiennie dopiero w fazach budowlanych datowanych na okres bizantyjski. za przykłady mogą posłużyć pogrubienie od zewnątrz kurtyny 19 w części przylegającej do baszty XvII (Ryc. 8:2) oraz furta zachowana w górnych partiach kurtyny 16, w części sąsiadującej z basztą XIv (obok obecnej bramy głównej Muzeum „Chersonez Taurydzki”). Przedstawione fakty pozwalają na wysunięcie hipotezy, że wydobycie kamienia w Inkermanie zapoczątkowano dopiero w okresie pokoju i stabilizacji, jaki miasto zawdzięczało stałej obecności rzymskiego wojska. Użycie surowca z Inkermanu w murach cytadeli oraz w świątyni Jowisza w Bałakławie dowodzi, że kamień ten sprowadzali na swoje place budów także, a może głównie, żołnierze rzymscy. Może więc należałoby pójść o krok dalej i zadać sobie pytanie, czy początki wyrobiska inkermańskiego nie wiążą się z inwestycjami budowlanymi Rzymian na Krymie? Wychodząc poza ramy analizy geologicznej i jej interpretacji, podjęto także rozważania na temat możliwości udziału żołnierzy rzymskich w budowie lub remoncie innych odcinków fortyfikacji miejskich. Najbardziej prawdopodobny wydaje się wkład przybyszów w modernizację umocnień cytadeli oraz sąsiedniej dzielnicy portowej. Prezentowane hipotezy opierają się przede wszystkim na analizie publikowanych planów z badań Karola Kościuszko- -Waluszyńskiego (KOSCUSKO-VALUZINIC 1908: pl. III; 1909: pl. II; Ryc. 9, 11) oraz na konfrontacji tych danych z reliktami w terenie przez autora niniejszego tekstu. Na ich podstawie można przypuszczać, że w czasie pobytu Rzymian w cytadeli umocnienia od strony Zatoki Kwarantann zostały kilkakrotnie przebudowane. za każdym razem stosowano nowe rozwiązanie komunikacji pomiędzy cytadelą a nabrzeżem ciągnącym się wzdłuż dzielnicy portowej. Umocnienia cytadeli musiały być dostosowywane do cofającej się linii brzegowej, aby skutecznie osłaniać port. W związku z tym istnienie nabrzeża portowego wzdłuż kurtyny 21 wydaje się mało prawdopodobne (por. Ryc. 1). Pierwszym, wzniesionym przez rzymskie wojsko, bezpośrednim połączeniem cytadeli z portem mogła być brama trójprzelotowa. Powstała ona najprawdopodobniej na miejscu baszty XIX na początku III w. Być może bardzo podobna brama połączyła w tym samym czasie nabrzeże z dzielnicą portową. Śladem tego przejścia mogą być dwa filary widoczne obecnie wśród ruin (Ryc. 10:1,2). Nieco później funkcję bramy przejęła nowa baszta XX. Jej nietypowy plan znajduje analogie w rzymskich rozwiązaniach bramnych stosowanych w fortyfikacjach limesowych (Dalkingen, por. SUSSKIND, WIGG 1992: ryc. 25, 64; Sacidava, por. SCORPAN 1980: pls. XXI, XXII). Z kolei w końcu III wieku powstała prawdopodobnie brama pośrodku kurtyny 21. Dowodziłoby to jednak przedłużenia nabrzeża przynajmniej na część długości wspomnianej kurtyny. Prawdopodobnie było to możliwe po wzniesieniu baszty XvIII na planie litery „U”. Wysunięta w stronę zatoki baszta narożna cytadeli musiała stanowić dostateczne zabezpieczenie instalacji portowych. Rozbudowa jednej baszty była tańsza niż kolejne przesunięcie w głąb akwenu całego odcinka umocnień z kurtyną 21. Na zakończenie warto także zwrócić uwagę na plany nieistniejących obecnie umocnień w południowo-zachodniej części Chersonezu (Ryc. 1). Rozmieszczone w niemal identycznych odległościach trzy małe prostokątne baszty (nr IX, X, XI) wyglądają jak typowy przykład umocnień fortu lub obozu rzymskiego. Zastosowany kształt baszt sugeruje, że przebudowa miała miejsce w III w. Prawdopodobne zaangażowanie wojska rzymskiego w modernizację wspomnianego odcinka murów pozostawałoby w zgodzie z hipotezą Karola Kościuszko-Waluszyńskiego o zlokalizowaniu w tej części umocnień „małej cytadeli” (KOSCUSKO-VALUZINIC 1895: 58), być może dodatkowego miejsca stacjonowania wojska rzymskiego w pobliżu murów. Teorię tę zdają się także potwierdzać wyniki ponownej analizy grobów z okresu rzymskiego z pobliskiej części cmentarzyska (KARASIEWICZ-SZCZYPIORSKI 2013). Reasumując, należy podkreślić, że udział rzymskie¬go wojska w budowie i remontach umocnień Chersonezu, mimo braku jednoznacznych świadectw epigraficznych, jest bardzo prawdopodobny. Remonty i rozbudowa murów wydają się zbiegać w czasie z okresami krótkich interwencji wojskowych Rzymu w Taurydzie. Długotrwałe stacjonowanie (w 2. połowie II - 1. połowie III w.) zaowocowało budową systemu bezpieczeństwa na granicach chory, z uwzględnieniem Bałakławy. Wyjątek w tym zakresie może stanowić aktywność budowlana na murach cytadeli, od strony zatoki Kwarantann. Była ona wymuszona względami bezpieczeństwa oraz prawdopodobnie poszukiwaniem dodatkowej przestrzeni pod zabudowę dla garnizonu zamkniętego w ciasnej cytadeli. Ponowna rezygnacja ze stałej obecności wojskowej w Chersonezie u schyłku dynastii Sewerów (opuszczenie posterunków na Sapun-gorze i fortu w Bałakławie) wydaje się znów owocować naciskiem na prace fortyfikacyjne w mieście. Ślady aktywności budowlanej znajdujemy zarówno w południowo-zachodniej części umocnień, jak i nad zatoką Kwarantann. znacząco zwiększa się skala podejmowanych prac, czego dowodem jest m.in. budowa nowej kurtyny 21 wraz z bramą oraz baszty XVIII.