Full-text resources of CEJSH and other databases are now available in the new Library of Science.
Visit https://bibliotekanauki.pl

Results found: 11

first rewind previous Page / 1 next fast forward last

Search results

Search:
in the keywords:  Pushkin
help Sort By:

help Limit search:
first rewind previous Page / 1 next fast forward last
1
Publication available in full text mode
Content available

Jeszcze raz o Borysie Godunowie Aleksandra Puszkina

100%
Stachurka M.
Acta Polono-Ruthenica
|
2006
|
vol. Tom 1 Nr XI
39-47
EN
The tragedy Borys Godunov should be admitted to be a picture of an essential culture space. The drama represents generally accepted stereotypes and patterns refering to the Polish nation, however it pays attention to diversity of meaning of Pushkin’s attitude towards Poland. The poet contrasted in the work culture and customs of both nations, he chose heroes, whose names and behaviour evoked readers’ doubts and associations with the biography of Pushkin. Characters of the drama are among others: the fictitious son of Andrzej Kurbski - the Kazakh hero, the nobleman Sobański - in all probability related to the emissary Karolina Sobańska, mysterious and susceptible of various interpretations Piotr Łukicz Chruszczow. Present Pushkin’s texts researches confirmed, that impossible is univocal defining the poet’s mutual relations to Poland and the Polish. Pushkin’s views on the Polish matter differed from his personal connections with Mickiewicz’s compatriots, but, probably, he had the invariable and finally specified opinion on the real weight of the Republic of Poland’s culture and its meaning for Russia and Western Europe.
2

Uwarunkowane kulturowo zmiany językowe w kaszubskim przekładzie Bajki o rybaku i rybce Aleksandra Siergiejewicza Puszkina

88%
Makurat H.
Język a Kultura
|
2016
|
vol. 26
347-354
EN
In the article Idiscuss the culturally conditioned linguistic changes that were recorded in the Kashubian translation of Alexander Sergeyevich Pushkin’s The Tale of the Fisherman and the Fish, made in 1868 by Florian Ceynowa. The analysis has shown that the author of the translation in the Kashubian version of the fairy tale consistently applied the strategy of adaptation, eliminating any culturally foreign elements from the text. The meaning of the words which were originally carriers of the Russian culture, have been modified, so that they do not evoke associations with the Russian culture. The changes in phraseology cause the Kashubian reader to have no impression of communing with the text embodied in adifferent culture. The realities characteristic for the Russian culture have been replaced by native, yet not always entirely adequate, Kashubian counterparts in the translation
3
Publication available in full text mode
Content available

Баллада М. Ю. Лермонтова «Три пальмы» и судьба одного ориентального мотива в поэзии В. Жуковского, А. Пушкина, А. Мицкевича

75%
Ходанен Л.
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
|
2011
|
issue 4
53-61
EN
This article concerns the Eastern motif ―the horse and the rider in the desert‖. This motif appeared in French poetry (Millevoye and Lagrange) in connection with the translations of the Bedouin (desert arabs) poetry. Gradually, in the poetry by Zukovskij (Песнь араба над могилою коня), Pushkin (IX Imitation from the poetic cycle Подражания Корану), Mitskevich (Фарис), and Lermontov (Три пальмы), a metasubject was formed, with a synthesis of Eastern and Western motifs. The poets start with the imitation of the Eastern texts and then, in their poetry, they start to express the philosophical ideas of correspondence between the Eastern and Christian cultures as different forms of a civilization development.
4
Publication available in full text mode
Content available

Living Dead. The Inevitability of Death at Works of Aleksandr Pushkin and Danil Kharms

75%
Walczak J.
Slavia Orientalis
|
2019
|
vol. LXVIII
|
issue 2
5

Восприятие старости и изображение персонажа-старика из XVIII века в русской литературе

75%
Dziuba J.
Slavica Wratislaviensia
|
2016
|
vol. 163
59-69
EN
The article analyzes the image of the character, whose formation has been associated with the value systems of the 18th century in Russia. Such a character has a structural characteristic of the archetype of the wise old man, the organizer of the world. It considers the transformation of the image at various stages of the literary process, typology identifies similar characteristics in the images of Starodum from the play of Fovizin “Nedorosl” and the old duke Nikolay Bokonsky: vigorous old age, the desire to live by the rules, harmonization of the life of the in-house space, appeal to the rational basis of life. The article identifies and analyzes the direction of values of young characters associated with the respect to old age (images of old age in Pushkin’s novel “Kapitanskayia Dotchka” ). The author’s attitude to the model of world, created by the heroes of old age, and the possibility of its continued existence — a phenomenon of chronocide, cyclic development of history, the hero leaving this life as an opportunity for the emergence of a new generation and preservation of traditions are assessed.
PL
W artykule ukazane zostały typologiczne analogie między postaciami starców, występującymi w utworach Fonwizina, Puszkina i Tołstoja. Autorka analizuje wizerunek tych postaci, których obraz związany jest z systemem wartości osiemnastowiecznej Rosji. Bohaterowie ci mają archetypowe cechy mądrego starca, „organizatora” ładu świata. Autorka artykułu wskazuje podobieństwa w wizerunkach Staroduma z komedii Fonwizina i starego księcia Nikołaja Bołkońskiego z powieści Tołstoja. Obie postaci łączą: energia życiowa, przyjęta hierarchia wartości, dążenie do zachowania harmonii w przestrzeni domu, odwoływanie się do racjonalnej podstawy życia. Przeanalizowany został także system wartości tych młodych bohaterów, którym bliski jest kult starości (Griniow z powieści Puszkina Капитанская дочка). Autorka przedstawia swoje refleksje w kontekście takich zagadnień, jak: zjawisko upływu czasu, cykliczność w rozwoju historii, pojawienie się nowej generacji, zachowanie tradycji.
6
Publication available in full text mode
Content available

= Reality or Dream: on the Function of Oneiric Symbolism in Vladimir Nabokov’s Short Story "Terror"

71%
Slavia Orientalis
|
2018
|
vol. LXVII
|
issue 3
7
Publication available in full text mode
Content available

Ночной посетитель, или о том, как Пушкин спародировал Шекспира

63%
Szczukin W., Wydział Filologiczny I. F. W.
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
|
2015
|
vol. Zeszyt specjalny 2015
RU
Задача автора статьи заключалась в том, чтобы осуществить интертекстуальный «палимпсестный» анализ поэмы Александра Пушкина “Граф Нулин” с целью выявления происхождения основных мотивов этого произведения. Последние восходят к “Истории Рима” со дня его основания Тита Ливия, а также к поэме Шекспира “Лукреция” (1594). Анализ показывает, что Пушкин создал пародию шекспировской поэмы, существенным образом изменив экзистенциальную трактовку образов Лукреции и Тарквиния.
EN
The paper discusses the poem “Count Null” by Alexander Pushkin in an intertextual perspective. A comparison is made with texts which served Pushkin as sources – Titus Livy’s “History of Rome” and Shakespeare’s poem “The Rape of Lucrece” (1594). The author emphasizes original and innovative features of Pushkin’s parody of the English poet.
8
Publication available in full text mode
Content available

Pomnik czy twierdza? Kilka uwag o Mickiewiczowskiej parafrazie Horacjańskiej pieśni

63%
Brzuska B.
Prace Filologiczne. Literaturoznawstwo
|
2015
|
issue 5(8)
51-71
EN
Adam Mickiewicz’s paraphrase of Ode III 30 by Horace has survived in two manuscript versions. In each, however, the incipit of Horace’s verse, treated as the title of the Polish poet’s work, is referred to in a slightly different form and its key word appears in as many as three variants (in two manuscript versions and in the first print edition). This fact and various interpretation possibilities related thereto constitute an essential part of the present remarks. The article ends with a supplement of sorts dedicated to the paraphrase of the same Horatian ode by Pushkin. The poem is a very important element of the Russian Romantic’s oeuvre; it is considered to be his poetic last will and testament. All the more surprising, it might seem, were the problems with its first publication, and some discrepancies in the alterations made in the first edition of the paraphrase by Mickiewicz indicate their common source – the “political incorrectness” of both authors.
9
Publication available in full text mode
Content available

Smooglaya муза. Степная дуэль

51%
Кунарёв А.
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
|
2021
|
issue 14
39-57
EN
The aim of the paper is to argue that the scene of the poet’s “duel” with the Kalmyk woman he met (not included in the final text of Pushkin’s “A Journey to Arzrum”) most likely has a literary basis rather than being based on reality. The claim is substantiated by an analysis of the texts that reflect the “Kalmyk” episode of Pushkin’s Arzrum journey (“Caucasian Diary”, 1828; “To a Kalmyk Maiden”, 1829), as well as biographical data on the corresponding period. A number of details about the encounter raise doubt as to its “authenticity”, in particular, the climax - a blow with a dombra on the head of a traveler who has tried to kiss the “Circe of the steppe”. Such an encounter between a stranger and a beauty, culminating in the lady-killer receiving an unexpected and often humiliating rebuff, had been a subject depicted by such eminent writers as Voltaire (the poem The Maid of Orleans, 1762) and Shakespeare (The Taming of the Shrew, 1590–1592). From the late 1810s to 1830, Pushkin himself repeatedly presented such “duels” (in the poems Ruslan and Lyudmila and “Count Nulin”, in his “Caucasian Diary” and the story “The Lady Rustic”). A connection of particular interest is that with Cinq-Mars ou Une conjuration sous Louis XIII by Alfred de Vigny (1826), mentioned in the epistle “To a Kalmyk Maiden”. This novel, mediocre but once very successful, contains a pivotal episode in which the title character punishes an “unjust judge” by hitting him on the head with a red-hot crucifix. A number of inconsistencies, however, turn the scene into a farce against the author’s intention. In “To a Kalmyk Maiden”, de Vigny is contrasted with Shakespeare, who consciously sought a comic effect by having Katherine break a lute on the head of an unwelcome teacher. In Pushkin’s text the scene in the kibitka contains a number of unmistakable references to The Taming of the Shrew. Furthermore, the use of biographical data allows the author of the paper to identify a number of semantic nuances in the epistle “To a Kalmyk Maiden” that have not been noticed earlier by researchers.
RU
Анализ aрзрумского путешествия А. С. Пушкина (Кавказский дневник, 1828, Калмычке, 1829), а также биографических данных соответствующего периода позволяет сделать вывод о том, что не вошедшая в окончательный текст Путешествия в Арзрум сцена «поединка» поэта с встреченной им калмычкой скорее всего имеет не реальную, а литературную ос- нову. Сомнение вызывает ряд деталей описанной встречи, в частности, кульминационный момент – удар домброй по голове путешественника, попытавшегося поцеловать «степную Цирцею». Поединок между незнакомцем и красавицей, в финале которого охотник до жен- ских прелестей получает неожиданный и зачастую унизительный отпор, становился пред- метом изображения таких художников слова, как Вольтер (поэма Орлеанская девственница, 1762) и У. Шекспир (комедия Укрощение строптивой, 1590–1592). С конца 1810-х до 1830 г. Пушкин не раз изображал такого рода «дуэли» (поэмы Руслан и Людмила и Граф Нулин, Кав- казский дневник, повесть Барышня-крестьянка). Особый интерес вызывает упоминаемый в послании Калмычке посредственный, но снискавший шумный успех роман А. де Виньи Сен-Мар, или Заговор времён Людовика XIII (1826), в сюжетосложении которого исключительно важную роль играет эпизод наказания заглавным героем «неправедного судьи» ударом по голове раскаленным распятием. Масса не- сообразностей, однако, превращают сцену в фарс вопреки воле автора. В послании Калмычке А. де Виньи (со)противопоставлен Шекспиру, осознанно добивавшемуся комического эф- фекта, рассказывая, как Катарина разбила лютню, надев ее на голову непрошенного учителя. Сцена, разыгравшаяся в кибитке, содержит ряд несомненных перекличек с Укрощени- ем строптивой Шекспира. Привлечение биографических данных позволило выявить в послании Калмычке ряд смысловых нюансов, не замеченных ранее исследователями.
10
Publication available in full text mode
Content available

Между «полезным» и «неполезным» чтением: М. И. Воскресенский на пути к “Евгению Онегину” А. С. Пушкина

45%
Вершинина Н., Псковский государственный университет Ф. ф.
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Rossica
|
2015
|
vol. Zeszyt specjalny 2015
RU
В статье на материале стихотворного романа М. И. Воскресенского “Евгений Вельский” (1828–1832) прослеживается типология движения литературы «второго ряда» к освоению классической словесности – средствами пародии и подражания, с одной стороны, и лирической переработки материала – с другой. Развивается мысль о закономерности неоднозначной рецепции “Евгения Онегина” А. С. Пушкина в его «двойнике» – “Евгении Вельском” М. И. Воскресенского. Показано, что таким образом получает развитие концепция проф. Э. Малэк о «контрапунктном» движении литературы XVII–XVIII вв. «от пользы к забаве и утехе». «Разделение» писательских предпочтений на области «серьезной» и «развлекательной» словесности оказывается «затруднительным» в рамках процесса развития классики и беллетристики в их постоянном взаимодействии.
EN
On the material of the novel in verse “Eugene Velsky” (1828 – 1832) by Mikhail Voskresensky the author of the paper traces the dynamics of how ‘second-rate’ literature assimilates the achievements of the classics – by means of parody and imitation on the one hand, and by lyrical processing of the material – on the other. The author puts forward the idea that the ambiguous reception of Pushkin’s “Eugene Onegin” in its ‘double’ “Eugene Velsky”, is a regular phenomenon. In his transposition of “Onegin” Voskresensky applied techniques of writing typical of the ‘easy reading’ literature, but he could not reconcile them with the universal humanist reflection which he also included. Aware of the imperfection of his poetic experiments, Voskresensky sought to support his endeavours with the authority of the great poet himself, by referring to the human right to leave behind an ‘inconspicuous trail’, mentioned in “Onegin”. Thus, the case in hand corroborates Eliza Małek’s thesis about the ‘counterpoint’ character of the development of literature, ‘from the beneficial to the amusement and fun.’ The differentiation in writers’ preferences between the fields of ‘serious’ and ‘entertaining’ literature proves ‘difficult’ within the framework of the dual process of the development of the classics and low-brow fiction in their constant interaction.
11
Publication available in full text mode
Content available

Неканоническая пунктуация рукописей А.С. Пушкина. I.

38%
Vekshin G.
Acta Universitatis Lodziensis. Folia Litteraria Polonica
|
2019
|
vol. 55
|
issue 4
79-98
PL
Artykuł podejmuje próbę opisu funkcjonalnego pięciu najbardziej indywidualnych znaków interpunkcji, które wykorzystuje Puszkin w swoich rękopisach. Przedstawia klasyfikację podstawowych oraz okazjonalnych typów interpunkcji. Analiza pozwala zobaczyć charakterystyczne cechy systematycznie nietypowej interpunkcji Puszkina, m.in. prawidłowość dystrybucji znaków interpunkcyjnych. Zróżnicowany obraz interpunkcji autorskiej poety daje pełniejszy obraz jego rękopisów jako zwierciadła procesu twórczego oraz zapewnia pełniejsze zrozumienie kompozycji rytmiczno-syntaktycznej i semantycznej jego tekstów zarówno w procesie powstawania, jak i w wersji końcowej.
EN
The article attempts to give a functional description of the five most significant individual non-standard punctuation marks used in the manuscripts of Pushkin’s poems. A typology of basic and particular functions of punctuation is presented. The proposed description allows us to speak about the systemic nature of Pushkin’s noncanonical punctuation, in particular, about the patterns of distribution of punctuation marks. The changeable picture of punctuation in text makes it possible to form a more complete idea of the manuscript as an exponent of the creative process and provide a more comprehensive understanding of the rhythmic-syntactic composition and semantics of the text, both in its development and in the conditional final version.
RU
В статье сделана попытка дать функциональное описание пяти наиболее значимых индивидуально-авторских знаков препинания, используемых в рукописях стихотворений Пушкина. Представлена типология базовых и частных функций пунктуации. Предложенное описание позволяет говорить об очевидных признаках системности неканонической пунктуации Пушкина, в частности о закономерностях дистрибуции знаков препинания. Изменчивая картина пунктуации текста позволяет составить более полное представление о рукописи как экспоненте творческого процесса и обеспечить более объемное понимание ритмико-синтаксической композиции и семантики текста как в его становлении, так и в условной окончательной версии.
first rewind previous Page / 1 next fast forward last
JavaScript is turned off in your web browser. Turn it on to take full advantage of this site, then refresh the page.