Search results

1

Metahistory: Vicissitudes and Humanistic Capacity of the Concept

100%

Michalski Ł. M.

ER(R)GO: Teoria – Literatura – Kultura

|

2023

|

issue 47

123-139

PL

Czy termin metahistoria jest powtórzeniem arystotelesowskiego gestu nazwania metafizyki? W 2023 roku mija pół wieku od pierwszego wydania słynnej książki Haydena White’a pt. Metahistory. The Historical Imagination In Nineteenth-Century Europe. Jednakże to klasyczne, dość powszechnie znane dzieło – a także jego krytyka – nie dały terminowi metahistoria życia, którym w horyzoncie terminów badawczych cieszy się choćby metafizyka. W niniejszych rozważaniach nie chodzi mi o sentymentalne upominanie się o termin, który miałby być dziś cenny z samego tylko powodu, że niegdyś zaistniał. Raczej o próbę myślenia o ścieżce wzbogacania (prze)myślenia o wyobraźni historycznej – ta ostatnia, jak sądzę, jest kluczem dla oporu wobec współczesnych kryzysów i impasów dzisiejszej humanistyki.

EN

Is the term metahistory a repetition of the Aristotelian gesture of naming metaphysics? In 2023, half a century passes since the first publication of Hayden White’s famous book Metahistory. The Historical Imagination in Nineteenth-Century Europe. However, this classic, fairly well-known work – as well as its criticism – did not give life to the term metahistory, which in the horizon of research terms is enjoyed, for example, by metaphysics. In these considerations, I do not mean sentimental reminding about a term that would be valuable today for the sole reason that it once existed. Rather, it is an attempt to think about the path of enriching (re)thinking of the historical imagination – the latter, I believe, is the key to resisting the contemporary crises and impasses of today’s humanities.

2

Dla kogo i o czym? Muzeum Polin, historiografia Żydów a Żydzi jako „sprawa polska" [For whom and about what? The Polin Museum, Jewish historiography and Jews as a “Polish cause”]

100%

Kijek K.

Studia Litteraria et Historica

|

2017

|

issue 6

EN

For whom and about what? The Polin Museum, Jewish historiography and Jews as a “Polish cause”The article presents main threads of the ongoing debate around the permanent exhibition of the Polin Museum of the History of Polish Jews in Warsaw. Analyzing differences between two fields of research, Jewish studies and studies on Polish-Jewish relations, the article makes the case that many of the critical voices in this debate stem from a lack of understanding of the differences between these two fields of research; these in their turn arise from the current state of affairs in Poland, and the pressure of nationalism and ethnocentrism, exerted also on Polish historical debates. If the telling of the 1,000 years of the history of Jewish life in Poland were to concentrate on the attitudes of the majority population towards Jews, as the critics seem to suggest, should be the case, the Museum’s narrative would run the risk of falling into a teleological fallacy, whereby all previous events and processes are interpreted as mechanically leading to the Holocaust, and of omitting all of these elements of Jewish history which are not relevant from the perspective of the Holocaust and of antisemitism studies. Making anti-Jewish hatred or the attitudes of the general majority towards Jews into the central axis of Jewish history could deprive Jews of their own historical subjectivity. At the same time, the article points out where and how the narrative of the Polin Museum indeed insufficiently includes the subject of antisemitism as an important factor of Jewish experience and of Jewish history in Poland. Renewing the dialogue between representatives of Jewish studies and Polish-Jewish relations studies is crucial from the standpoint of the current situation in Poland, in which the Polin Museum can be used by various actors in their attempts to build highly biased, politicized and uncritical versions of the history of Poland generally and of Polish attitudes towards the Jews specifically. This kind of understanding between the fields of Jewish studies and Polish-Jewish relations studies and their representatives’ common struggle against such attempts require an understanding of the autonomy of and differences between these two fields of research. Dla kogo i o czym? Muzeum Polin, historiografia Żydów a Żydzi jako „sprawa polska”Artykuł ten przedstawia najważniejsze wątki krytycznej debaty wokół treści wystawy stałej Muzeum Historii Żydów Polskich Polin. Analizując różnice między dwoma polami badawczymi – studiami żydowskimi i studiami nad relacjami polsko-żydowskimi – autor broni tezy, że wiele krytycznych głosów w debacie wynika z niezrozumienia różnic między przedmiotem badań tych dwóch pól, po części wynikającego z obecnej sytuacji – panującego nacjonalizmu i etnocentryzmu, wywierających wpływ również na polskie debaty historyczne. Domaganie się od wystawy opowiadającej tysiącletnią historię Żydów na ziemiach polskich, aby koncentrowała się głównie na stosunku społeczeństwa większościowego do Żydów, grozi popełnieniem błędu teleologii, to jest interpretowaniem wcześniejszych wydarzeń i procesów jako nieuchronnie prowadzących do Zagłady, a także pomijaniem wszystkich tych elementów dziejów żydowskich, które z perspektywy Holokaustu i badań nad antysemityzmem nie mają znaczenia. Tego rodzaju postulaty i stojące za nimi metahistoryczne założenia grożą pozbawieniem Żydów roli podmiotów w ich własnej historii. Z drugiej strony autor tekstu wskazuje na elementy narracji wystawy stałej Muzeum Polin, w których rzeczywiście w niedostateczny sposób uwzględniona została problematyka antysemityzmu jako ważnego elementu żydowskiego doświadczenia i kluczowego czynnika dziejów Żydów w Polsce. Przywrócenie rzeczywistego dialogu i komunikacji pomiędzy przedstawicielami studiów żydowskich i badaczami relacji polsko-żydowskich, przy zachowaniu autonomii tych dwóch pól i zrozumieniu różnic pomiędzy nimi, jest też istotne z punktu widzenia niewątpliwych zagrożeń w postaci prób wykorzystania Muzeum Polin w budowie upolitycznionych, bezkrytycznych wizji historii Polski i stosunku Polaków do Żydów.

3

X, Y and Z Strauss’ and Howe's Theory of Generational Cycles in the Light of Former Theories

84%

Folta M.

Konteksty Społeczne

|

2020

|

vol. 8

|

issue 2

EN

The aim of this paper is to familiarize Polish academic readers with hypothesis of secular cycle introduced by William Straussa and Neil Howe. In their book, The Fourth Turning: What the Cycles of History Tell Us About America’s Next Rendezvous with Destiny, authors propose to look at human generations succession as a cycle, during which some tendecnies and attitudes rise and fall. I will present the notions of the book compared to some classic theorists of generations, like, among others, Mannheim, Ortega y Gasset, Garewicz.

PL

Artykuł ma zaznajomić polskiego czytelnika z hipotezą Williama Straussa i Neila Howe’a na temat cyklicznej następczości pokoleń w ramach tzw. cyklu sekularnego, oraz tego, jak w ramach tych cykli nasilają się i słabną w społeczeństwie określone tendencje i postawy (m.in. konformizm, stosunek do dzieci, zaufanie do władz publicznych etc.). Hipotezę tę chcę ukazać na tle klasycznych teorii z Polski i zagranicy, m.in. Karla Mannheima, José Ortegi y Gasseta i Jana Garewicza.

4

The impact of metahistory on ethnic identity: the case of the Latvian diaspora in the Soviet Union in the 1920s-1930s

51%

Ivanovs A.

Sociālo Zinātņu Vēstnesis

|

2021

|

issue 1

7-24

EN

Diverse factors influence the processes of shaping, preservation, and development of ethnic identity. Some of these factors have been underestimated by scholars, for instance, the role of common (collective) notions of the past and patterns of metahistory on the whole, which either directly or indirectly influence national consciousness and, consequently, ethnic identity as such. This paper presents a retrospective case study of the potential impact of metahistory patterns on ethnic identity of the Latvians who after the World War I and proclamation of the independent Republic of Latvia remained in the Soviet Union, thus forming the stable and rather numerous Latvian diaspora there. The paper is actually a theoretical research, since there is no possibility to conduct a field study anymore in order to answer the principal question: what factors did support the ethnic identity in the Latvian diaspora in the 1920sñ1930s. However, the absence of the empirical data might be to a certain extent compensated by logical reasoning and extrapolation of the data related to the further periods of implementation of the Soviet ethnic policy. The hypothesis put forward by the author of this paper is as follows: during the interwar period for the representatives of the Latvian diaspora in the Soviet Union, metahistory had become one of the principle influential factors that performed dual function. On the one hand, metahistory patterns were intentionally aimed at weakening, deterioration, and even elimination of the ethnic identity in order to replace it with the so-called ìproletarian classconsciousnessî. Meanwhile, the same metahistory patterns paradoxically supported not only the ethnic identity of the Latvians, but also their national (civic) consciousness. The findings of the research allow concluding that the reasons of the actual failure of the Soviet model of metahistory in the applied field were as follows: 1) the metahistory pattern was not developed to the full; 2) the essence of the pattern revealed its genetic relationship not with history, but with Marxist sociology, therefore, this pattern could not perform the functions that are immanent just for historical discourse; 3) some historic events that formed the core of the metahistory pattern had inevitably raised strong patriotic sentiments in Latvians, thus forming a specific support factor for their ethnic identity. The paper has been prepared within the Project (VPPIZM2018/1-0018) ìInteraction between the Individual, the Society and the State in Process of the History of Latvia: Conflicting Values and Formation of Shared Values during Historical Turning Pointsî under the National Research Programme ìLatvian Heritage and Future Challenges for the Countryís Sustainabilityî.

LV

Dažādi faktori ietekmē etniskās identitātes veidošanās, saglabāšanas un attīstības procesus. Dažiem no šiem faktoriem netiek veltīta pietiekama zinātnieku uzmanība, piemēram, nacionālo apziņu un, attiecīgi, arī etnisko identitāti kā tādu tieši un netieši ietekmējušiem kopīgiem (kolektīviem) priekšstatiem par pagātni un metavēstures modeļiem kopumā. Šis raksts piedāvā retrospektīvu situatīvo pētījumu, lai noskaidrotu metavēstures modeļu potenciālu ietekmi uz latviešu, kuri pēc Pirmā pasaules kara un neatkarīgās Latvijas Republikas dibināšanas palika Padomju Savienībā un izveidoja tur diezgan stabilu un skaitliski lielu diasporu, etnisko identitāti. Būtībā šis raksts tuvojas teorētiskajam pētījumam, jo vairs nav iespējams veikt lauku pētījumus, lai sniegtu atbildi uz principiāli svarīgu jautājumu, kādi faktori īstenībā‚ atbalstīja etnisko identitāti latviešu diasporā‚ 1920.-1930. gados. Tajā‚ pašā laikā‚ empīrisku datu zināmu nepietiekamību daļēji kompensē loģiski secinājumi, analizējot pieejamo materiālu, kā arī datu, kas attiecas uz turpmākajiem posmiem padomju etniskās politikas īstenošanā, ekstrapolācija uz pētāmo posmu. Raksta autora izvirzītā hipotēze ir šāda: Padomju Savienībā starpkaru posmā latviešu diasporas pārstāvjiem metavēsture kļuva par vienu no svarīgākajiem ietekmējošajiem faktoriem, kas veica divējādu funkciju. No vienas puses, metavēstures modeļi tika apzināti orientēti uz etniskās identitātes vājināšanu, izkropļošanu un pat likvidāciju, lai to aizvietotu ar tā saukto “proletārisko šķiras apziņu”. No otras puses, tie paši metavēstures modeļi paradoksāli atbalstīja ne tikai latviešu etnisko identitāti, bet arī nacionālo (pilsonisko) apziņu. Pētījuma rezultāti dod pamatu secinājumam, ka metavēstures padomju modeļa faktiskās neveiksmes cēloņi, veicot tam paredzētās funkcijas, bija šādi: 1) metavēstures modelis kā tāds netika pilnīgi izveidots; 2) šā modeļa iedaba liecināja par tā ģenētisko saikni nevis ar vēsturi, bet ar marksistisko socioloģiju, tāpēc šis modelis nevarēja sekmīgi veikt vēstures diskursam raksturīgās funkcijas; 3) daži vēsturiski notikumi, kuri veidoja metavēstures modeļa kodolu, neizbēgami izraisīja latviešos spēcīgas patriotiskās jūtas, tādējādi veidojot specifisku etnisko identitāti atbalstošu faktoru. Raksts sagatavots valsts pētījumu programmas “Latvijas mantojums un nākotnes izaicinājumi valsts ilgtspējai” projektā VPP-IZM-2018/1-0018 “Indivīda, sabiedrības un valsts mijiedarbība kopējā‚ Latvijas vēstures procesā: vērtību konflikti un kopīgu vērtību veidošanās vēsturiskos lūzumu posmos”.

RU

Различные факторы оказывают влияние на формирование, сохранение и развитие этнической идентичности. Некоторые из них явно недооцениваются учёными – например, роль общих (коллективных) представлений о прошлом и моделей метаистории в целом, которые прямо или косвенно воздействуют на национальное самосознание и, соответственно, на этническую идентичность как таковую. Настоящая статья является ретроспективным ситуационным исследованием потенциального воздействия моделей метаистории на этническую идентичность латышей, которые после первой мировой войны и провозглашения независимой Латвийской Республики остались в Советском Союзе, сформировав там довольно стабильную и многочисленную диаспору. В сущности, статья является теоретическим исследованием, поскольку нет возможности провести полевое исследование с целью ответа на принципиально важный вопрос: какие факторы действительно поддерживали этническую идентичность представителей латышской диаспоры в 1920-е–1930-е годы? В определённой степени недостаточность эмпирических данных может быть компенсирована логическими умозаключениями и анализом имеющегося материала, а также экстраполяцией на ситуацию изучаемого периода более поздних данных о советской национальной политике. Автор выдвигает следующую гипотезу: в межвоенный период для представителей латышской диаспоры в Советском Союзе метаистория стала важным фактором, который выполнял двойственную функцию. С одной стороны, модели метаистории были намеренно нацелены на ослабление, искажение и даже ликвидацию этнической идентичности, чтобы заместить её так называемым «пролетарским классовым сознанием». С другой стороны, те же самые модели метаистории парадоксально поддерживали не только этническую идентичность латышей, но и их национальное (гражданское) сознание. Результаты исследования позволяют выделить основные причины неудачи советской модели метаистории в прикладной сфере (в плане выполнения предписанных функций): 1) модель метаистории так и не была разработана до конца; 2) природа этой модели указывала на её генетическую связь не с историей, а с марксистской социологией, поэтому модель и не могла успешно выполнять функции, естественные для исторического дискурса; 3) некоторые исторические события, входящие в ядро метаисторической модели, неизбежно вызывали у латышей сильные патриотические чувства, тем самым формируя специфический фактор поддержки этнической идентичности. Статья подготовлена в рамках государственной программы исследований «Наследие Латвии и будущие вызовы устойчивому развитию государства», проект VPP-IZM-2018/1-0018 «Взаимодействие индивида, общества и государства в общем историческом процессе Латвии: ценностные конфликты и формирование общих ценностей в переломные исторические этапы».

Refine search results

1 ER(R)GO: Teoria – Literatura – Kultura

1 Konteksty Społeczne

1 Sociālo Zinātņu Vēstnesis

1 Studia Litteraria et Historica

1 Folta M.

1 Ivanovs A.

1 Kijek K.

1 Michalski Ł. M.

1 2023

1 2021

1 2020

1 2017

Metahistory: Vicissitudes and Humanistic Capacity of the Concept

Dla kogo i o czym? Muzeum Polin, historiografia Żydów a Żydzi jako „sprawa polska" [For whom and about what? The Polin Museum, Jewish historiography and Jews as a “Polish cause”]

X, Y and Z Strauss’ and Howe's Theory of Generational Cycles in the Light of Former Theories

The impact of metahistory on ethnic identity: the case of the Latvian diaspora in the Soviet Union in the 1920s-1930s